Даже когда пламя металось в кабине пилота, он прыгать не торопился: почему Иван Кондаков уводил штурмовик
В кубанском селе Урмия и приволжском селе 2-я Березовка по-своему хранят воспоминания о летчике Кондакове. С годами рассказы очевидцев обросли легендами. Что же произошло на самом деле, выясняли, опираясь на архивные документы, фотографии, рассказы потомков участников событий.
Тетрадный лист в клеточку: сгиб треугольником правого верхнего края, потом – левого. Нижние ушки – в кармашек. Сколько таких, сложенных в треугольник, писем он успел написать?
«Здравствуйте, дорогие родители, мама и папа. Шлю вам свой сыновний привет. Еще привет Наде. В настоящее время нахожусь на новом месте, в Куйбышевской области.
Видимо, 25-го улетим на фронт. От вас писем не получал. Деньги получили или нет? Еще высылал кое-какое барахло и хромовые сапоги.
…Живу хорошо, в деревне питание хорошее, беспокоиться не приходится. Что нового, какие изменения? Как идут работы? Как Надя, справляется со своими обязанностями? Надя, напиши, как идет время и где хочешь учиться. Привет - всем своим», - эти строчки письма, написанные грифельным карандашом, родные Ивана Кондакова читали не раз. Цело оно и по прошествии восьми десятилетий, хранит его сын младшей сестры Нади - Владимир.
На треугольнике нет штампов «Полевая почта» и «Досмотрено военной цензурой», зато есть марка 1939 года «Парашютист» и штемпель Куйбышевского почтового отделения. Должно быть, писал Иван перед первой отправкой на фронт.
За плечами - парашют и сотня отрывов от взлетной полосы
К началу войны за плечами лейтенанта Кондакова были Энгельская военная авиационная школа, сотня полетов на туполевском фронтовом бомбардировщике СБ, парашют, один курс института.
Родные вспоминают: Иван рвался в бой, просил отправить на фронт, туда, где не первый день водил «Катюшу» старший брат Алексей, где минировал поля муж сестры Елизаветы. Фронту нужен был инструктор Кондаков, рапорты об отправке на передовую не подписывались.
На первое боевое задание Иван вылетел к 42-му году. Из картотеки ранений архива ЦАМО узнаем: зимой 1942 года на Брянском фронте воевал летчик лейтенант Иван Николаевич Кондаков, в феврале выбыл из 210-й отдельной авиационной эскадрильи в Саратовский эвакуационный госпиталь. Наш ли? Вопрос открыт. В личной карточке отметки о переводе в 210-ю – нет.
…До родной Березовки – меньше сотни километров, на телеге по сельским дорогам расстояние ощутимое, проще поездом до Петровска. Как добирался Иван на побывку, сказать сложно, но то, что навещал родных, точно: соседский парнишка Володя (будущий муж племянницы Вали) запомнил не только невидаль тех лет - конфеты, но и летчика с тросточкой, в кожаном пальто и крылатым пропеллером на голубых петлицах.
Должно быть, та встреча с родными для Ивана была последней. Зимой 42-го года в Березовке для него все было в последний раз: в последний раз он переступил порог большого сельского дома, последний раз обнял маму Агафью Ивановну, отца Николая Дмитриевича, младшую сестренку Надю, последний раз вдыхал аромат хлеба, выпеченного в русской печке, последний раз видел начисто выбеленные домишки, крытые соломой, белоствольные березы и скованную льдом речку Березовку.
Боевое донесение № 2 свидетельствует «Август 1942 года. Над поселком Урмия показались вражеские самолеты. И вдруг над немецкими машинами появились краснозвездные истребители. Завязался бой. Один за другим падают два фашистских стервятника. Остервенелые пять вражеских истребителей ринулись на защиту своих бомбовозов. Один советский самолет, преследуемый тремя мессерами, уходил в сторону Майкопа. Другой советский самолет атаковал два истребителя», - эта легенда, записанная журналистом газеты «Кубанская новь», рушится под натиском архивных документов, как и легенда из 2-й Березовки о том, что «…хутор немцы хотели сравнять с землей, думали, что там живут евреи».
Раскручивать запутанную историю помогает заместитель руководителя краснодарской краевой общественной организации «Кубанский плацдарм» Евгений Порфирьев.
Из раздобытого им боевого донесения № 2 от 6 августа 1942 года за подписью начальника штаба майора Алексея Жильцова узнаем: старший лейтенант Кондаков в составе замыкающей четверки вылетел на боевое задание в район Армавира. Задача группы - атаковать переправу и автоколонну, движущуюся по дороге.
Шел третий день битвы за Кавказ. Вермахт стремился прорваться к нефтяным месторождениям Северного Кавказа и городу-порту Туапсе, откуда открывался путь к Бакинским месторождениям, а значит, к так необходимому для врага топливу.
На Армавиро-Майкопском направлении немецкое командование сосредоточило главный удар 1-й танковой, 17-й полевой армий и 4-го воздушного флота люфтваффе.
В планах «Зигфрид», «Блау», «Брауншвейг» и «Эдельвейс» штаб оперативного руководства вермахта держал под прицелом большую излучину Кубани - отрезок суши вдоль русла Кубани, от Кропоткина до Армавира. Именно на этом участке находились стратегически важные шоссейные и железнодорожные мосты, обеспечивающие продвижение механизированных соединений врага вглубь Северного Кавказа.
На Армавир наступали авангарды 1-й танковой армии Эвальда фон Клейста, в частности дивизии 3-го танкового корпуса, которым командовал генерал от кавалерии Эберхард фон Макензен. Поддержку танковым и моторизованным соединениям гитлеровцев с воздуха осуществляла авиация 4-го воздушного флота люфтваффе под командованием генерал-полковника Вольфрама фон Рихтгофена.
Небо Армавира защищали летчики-инструкторы Армавирской военно-авиационной школы пилотов. Превосходство люфтваффе достигало 7:1. В таких условиях на помощь товарищам пришли штурмовики 214-го и истребители 518-го авиационных полков, базировавшихся на майкопском аэродроме.
Из журнала боевых действий 214-го полка: «В 12:00 8 самолетов Ил-2 атаковали переправу севернее Армавира и автоколонны по дорогам, подходящим с востока к переправе. Уничтожено до 30 автомашин с живой силой и грузами. Не доходя до цели 25 км, были встречены истребителями противника, последние по группе. Ил-2 произвели несколько атак. Не вернулись на свой аэродром 4 экипажа: 1. Штурман ст. лейтенант Пиастро; 2. Командир звена ст. лейтенант Кондаков И. Н.; 3. Пилот сержант Проскурин; 4. Пом. командира авиационной эскадрильи лейтенант Юзифатов. По наблюдениям экипажей, ст. лейтенант Пиастро, ст. лейтенант Кондаков и лейтенант Юзифатов подбиты истребителями противника и предположительно произвели посадку на своей территории».
Разлетелась по разным квадратам
Согласно акту расследования летных происшествий, самолет старшего лейтенанта Кондакова приземлился в 2,5 километрах от села Урмия.
Кабина заднего стрелка на ИЛ-2 появилась только в феврале 1943 года. Летом 42-го Иван вел воздушный бой один. Не было на тот момент и тактики работы в группе. В схватке с Bf-109 советские штурмовики разлетелись по разным квадратам.
У группы Ил-2, уступающей по скорости «Мессершмиттам», да к тому же начиненной авиабомбами и реактивными снарядами, шансов уйти без потерь было немного. Как результат, все четыре самолета в воздушных боях потерпели поражение.
В нашем распоряжении - журнал учета побед, одержанных люфтваффе на Кубани. В интересующий нас час немецкие пилоты сбили четыре «Ильюшиных» и четыре ЛаГГ-3. Немцы вели учет по берлинскому времени, а значит, откатываемся на один час.
Унтер-офицер (младший сержант) Копп заявил об одержанной победе над Ил-2 в квадрате - 05251. «Tieffug» - записано в графе высота, что в переводе на русский - «бреющий полет». Выходит, ровесник Ивана Кондакова Джорж Копп нанес поражение советскому летчику в районе хутора Красное Поле, и это его жители могли наблюдать за воздушным боем. Упал самолет Кондакова в 2,5 километрах от села Урмия.
В этот же день, за четыре минуты до атаки на Кондакова, в квадрате 15114, Копп на высоте 2500 метров нанес поражение советскому истребителю ЛаГГ-3. Это значит, шестого августа 518-й истребительный авиационный полк прикрывал полеты штурмовиков.
Согласно данным списка потерь люфтваффе, Джоржд Копп погиб спустя месяц. В сентябре, юго-восточнее Моздока, его самолет получил повреждение мотора. Копп пропал без вести.
На счету соперника Ивана Кондакова - под два десятка одержанных побед, Почетный серебряный кубок за отличие в воздушных боях, Железные кресты 1-й, 2-й степени, «Золотой знак за боевые вылеты».
Победы над Ил-2 и ЛаГГ-3 в полдень шестого августа на свой счет записали еще три летчика: унтер-офицеры Ной и Хеег Фридрих, гауптман (капитан) Зоммер Альберт, фельдфебель (старшина) Ратцлафф Курт.
Советские пилоты потерпели поражение на территории Курганинского района.
Из архивов ЦАМО узнаем: Ефим Пиастро вернулся в строй, дослужится до звания полковника; младший лейтенант Владимир Юзефатов встретил Победу 1945 года, военную службу окончил спустя четыре года; сержант Василий Проскурин пропал без вести.Что же старший лейтенант Кондаков?
Между небом и землей
Из сводного списка потерь люфтваффе на Кубани известно: 6 августа немцы потеряли только один самолет: пилот «Мессершмитта» унтер-офицер Джозеф Пиррот погиб в двух километрах от станицы Курганной. Значит, не было у Ивана одержанных побед, значит, не падали в тот день на урмийской земле самолеты с крестами на фюзеляжах.
Очевидцев воздушных боев, разгоревшихся неподалеку от села Урмия, в живых уже нет. Воспоминания хранят их потомки.
По легенде, местные жители наблюдали за воздушным боем, слышали, как взорвался бензобак самолета, видели, как летчик выбросился из горящей машины на парашюте.
Не исключено, что «Мессершмитты» встретили «Илы» неподалеку от села, и тогда урмийцы действительно были свидетелями завязки воздушного боя. Но в этом случае наши штурмовики должны были держаться ближе аэродрома базирования, а никак не продвигаться в сторону противника.
Что действительно могли видеть жители села, так горящий в небе самолет.
- В детстве слышал от родных, что мои дядья, братья отца Николай и Алексей, привезли обгоревшего летчика на подводе, - рассказывает житель Урмии Виталий Вениаминов. - В тот день они всем селом спасали от разграбления зерно, хранившееся на колхозном мехтоке. Чтобы после освобождения было чем засевать поля, люди разбирали по домам пшеницу, зарывали зерно в землю, прятали в замаскированных погребах. Во время второй поездки дядьки увидели в небе парашютиста, поспешили на помощь. Летчик прятался в стогу. Всю дорогу он стонал от боли, просил не гнать лошадей.
Линия фронта смещалась. Красноармейцы отступали. Везти раненого в хату сельской медсестры Александры Осиповой было рискованно. Найди его там гестаповцы, не пощадили бы ни раненого летчика, ни укрывавшую его женщину, ни ее четверых детей.
Ивана спрятали в подвале детского сада. Детей сюда приводили в исключительных случаях, когда в полях была особенно горячая страда.
По словам Веры Азизовой (внучки Александры Осиповой), ее бабушка несколько дней выхаживала обгоревшего летчика.
Случись воздушный бой зимой, Ивана могла спасти шевретка - кожаная куртка пилота. Жарким летним днем на нем были шлем, гимнастерка, галифе да сапоги.
- Из рассказов помню, бабушка раздевала летчика и плакала - одежда снималась вместе с кожей. Не в силах сдерживать боль, он кричал, - вспоминает Вера Яковлевна. - Боль не проходила все оставшиеся дни его жизни. В селе не было обезболивающих. Бабушка боролась за жизнь Ивана как могла: несколько дней поила, чтобы хоть как-то облегчить страдания, делала примочки (по словам другого жителя села Олега Георгизова, смазывали летчика желтками, сбитыми с мацони, - прим. авт). К ночи наведывались станичники, приносили съестное и воду.
Видел ли Иван перед уходом из земной жизни родных, свой последний бой или командира эскадрильи Николая Кукушка, который тремя днями раньше погиб при бомбежке вражеского понтонного моста через Ею?
Останки майора поднимут лишь спустя сорок лет. Кондакова предали земле в день, когда перестало биться его отважное сердце.
А с высоты небес видны березы
Два, три, четыре дня боролись урмийцы за жизнь сбитого летчика, сказать сложно, кто-то называет одну цифру, кто-то - другую, кто-то - третью.
Хоронили его тайно, «на бугру», как до сих пор местные называют старый сельский погост.
Иван так и не узнал, что осенью 42-го года младшая сестра Надя поступила в мединститут, но из-за стесненных финансовых обстоятельств после третьего курса учебу оставила, что всю жизнь хранила его письмо. После войны его перезахоронили к сельскому клубу: поставили памятник, посадили сирень, огородили памятник штакетником.
В День Победы, день гибели Ивана Кондакова хуторяне приносили к надгробию цветы, школьники стояли в почетном карауле. Там же их принимали в пионеры.
Пятьдесят лет назад прах старшего лейтенанта Кондакова перенесли на хуторской мемориал «Они отдали жизнь за Родину». На перезахоронении были его родные - сестры Елизавета, Прасковья, жена брата Николая - Пелагея.
- Бригадир Иван Джебраилович Алхазов спросил: «Кто готов извлечь останки летчика?» Вызвались Григорий Григорян, Иосиф Аванесов, Юрий Исраилов. В слесарной мастерской колхозной бригады плотники сколотили гроб, обили его красной материей, - рассказывает Виталий Вениаминов.
По словам Исаака Ушакова, сестры Ивана безутешно плакали. Одна из них бросила в могилу крестик.
В наши дни на надгробной плите - бюст летчика в авиационном шлеме. На плите дата: 5.VIII 1914-1942. Надо бы исправить, теперь-то мы знаем: родился Иван пятью годами позже (если верить учетной карточке, 10 марта 1919 года), да и 5 августа был еще жив.
Имя Ивана высечено и на памятной плите в родной 2-й Березовке. Рядом – имя двоюродного правнука Ивана Кузнецова, так любившего в детстве собирать самолеты из Лего. Сапер Кузнецов погиб в июне 2022 года при выполнении боевого задания в Херсонской области, посмертно награжден орденом Мужества.
У Ивана Кондакова не было наград, но его младший тезка знал: двоюродный прадед не раз поднял в небо штурмовик, принял неравный бой с истребителями люфтваффе, и уже поэтому - герой.
Мнение
Евгений Порфирьев, заместитель руководителя краснодарской краевой общественной организации «Кубанский плацдарм»:
- «Летающие танки», как в Великую Отечественную войну называли бронированные штурмовики Ильюшина Ил-2, не были рассчитаны на маневренные бои. Со второй половины 1942 года «Илы» сопровождали истребители. У группы Кондакова было сопровождение. Учитывая рассказы урмийцев о том, что они видели воздушный бой и данные журнала побед, одержанных летчиками JG-52, мы можем смело предположить, что старший лейтенант Кондаков знал тактику ведения боя: во-первых, в бою он продержался на полчаса дольше других пилотов «Илов»; во-вторых, для устранения атаки снизу ушел на минимальную высоту, снизил скорость и активно маневрировал. В этом случае противнику оставалось подобраться сзади и бить из всего стрелково-пушечного вооружения, стараясь поразить мотор или пилота. Судя по тому, что летчик сильно обгорел, так это и случилось. Поврежденный штурмовик истребителям люфтваффе был неинтересен, а вот нашему летчику - да, «Ильюшиных» старались спасать. Набрал ли Кондаков высоту, чтобы подальше увести самолет, или продолжил лететь на бреющем полете и, убрав шасси, посадил его на брюхо, утверждать не берусь. Если согласиться с тем, что кто-то из жителей села Урмия видел спускающийся парашют, то да, Кондаков поднял самолет как минимум на 150 метров. Ну и, однозначно, Иван уводил Ил-2 от населенного пункта, ведь упади он, могли пострадать люди.
ГЛАВНЫЕ НОВОСТИ РАЙОНА: https://t.me/kurganinskie
